Высказывания о Любимове

Говорить о Таганке — значит говорить о нашей жизни за последние десятилетия, говорить о себе. Это всегда лирический рассказ, а не профессиональный анализ — признание в любви и выражение сочувствия театру, который так много для нас значит. Таганка дала своим современникам синтез жизненной правды и театрального праздника. Праздничный дух таганки, раскрывший нам страницу за страницей огромную суровую правду нашей жизни, — проявление внутренней стойкости и нравственной силы. Даже после трагических спектаклей Таганки мы уходили окрыленные….
Таганка помогла выжить в удушливые мертвящие годы. Она спасала наши души, не дожидаясь, когда прозвучит «8О8». …Любимов — белый маг, он отдает свою энергию другим, а не берет чужую…
Таганка одаривала своих современников ощущением воли и будила энергию противостояния.

Взрывная, бесшабашная энергия молодежного бунта, эйфория вольной речи, полной сарказма и огня, никогда не покидала спектакли этого театра. Праздничная природа искусства Таганки — проявление нравственной силы и особенного художественного вкуса. В спектаклях Любимова радостно и громко прозвучала тема освободившейся — свободной личности, тема пьянящей пушкинской вольности, тема разинской цыганской вольницы, разгулявшейся вопреки…
Ослепительно мягкое и открытое обаяние Любимова определяет характер энергетического лучеиспускания, идущего с вольнолюбивой таганской сцены в зрительный зал. Любимов не подновляет классику, он улавливает исторический смысл современных общественных коллизий. Русскую историю, старую и новую, он чувствует, как никто. Он знает ее вдоль и поперек, видит ее концы и начала. Историзм Любимова начинается с памятливости и душевной тревоги. История нашего общества постоянно стоит у него перед глазами и будоражит, и волнует, и ранит его воображение.

Искусство Любимова выражает всечеловеческую боль. И стыд. И мысль. Выражает и нечто такое, чего не приходилось раньше переживать людям. Быть может, трагизм русской истории помог Любимову понять главное. Достоинство человека в эпоху апокалипсиса — такова в самом общем виде наиглавнейшая тема сегодняшнего высокого искусства. Но найти и понять тему времени хотя и очень важно, но все-таки еще не достаточно. Категорически нужна форма. Красота формы. Открытость. Свобода… Таганка — это прежде всего форма. Непредсказуемая, лапидарная чрезвычайно и столь же красивая. Никогда невозможно предугадать
и предсказать, какую форму нафантазирует, изберет Любимов. Форма здесь всегда неожиданная. Властная, даже повелительная, она остается свободной. Любимов всегда находит единственно возможное, предельно четкое выражение смысла.

Юрий Любимов в нашей театральной культуре, да и вообще в современной культуре — явление удивительное, масштабное, если хотите, небывалое. И слава у Юрия Любимова и его театра тоже небывалая, фантастическая… почему такая необоримая страсть у зрителей к любимовскому театру? … Конечно же Любимов — бунтарь. Конечно же Любимов — ниспровергатор. А как же иначе? Талант — это всегда бунт… А Любимов — не просто талант. Любимов явил на сцене новую форму, полную неистощимой выдумки и фантазии, яркое, всех заражающее и освежающее театральное действо, в котором нередко — по-любимовски — смешано все: открытая и раскаленная публицистика, и лирика, и трагедия, и мелодрама, и забытое ныне многими веселое. Искрометное искусство скоморохов.

Любимов в высокой степени наделен чувством композиции. Он умеет статику поэтического эпизода перевести в действие даже там, где на первый  взгляд, действия нет. Он умеет сталкивать на сцене контрасты, остро чувствует эмоциональное состояние зрителя.

Любимов, у которого премьеры выходят каждый сезон с завидной регулярностью, без пропусков; в котором нет ничего старческого, кажется, и усталости нет. И волнующее, радостное вдруг приходит ощущение, что он изменился мало, что он - прежний. Такой же резкий и не боящийся. Категоричный, определенный в ответах, подробный, пространный, если ему интересно, и - лаконичный до жесткости. Как в молодые, начальные, счастливые годы, — эпатирующий, провоцирующий, чуть детский и чуть озорной.

Наверно, найдется немало москвичей, которые знают, чем славен район Таганки. Для меня теперь Таганка знаменита своим театром. Театром, который вылупился из яйца в старом гнезде только прошлой осенью и прямо у нас на глазах быстрее быстрого, как живая птаха, оперился, раздвинул крылья и пошел ввысь. Одни в восторге от этого взлета, другие покачивают головами — было, мол, все это, штукарство, примитив. А любимовцы, знай себе, кувыркаются в небе, гомон на всю Москву…
Так пожелаем новых побед стае молодых с площади Таганки и никакого покоя.

В юности единственным театром на свете для меня была Таганка. На четырнадцатом году жизни я случайно попал на спектакль «Послушайте!»; как доехал до дома, не помню, но доехав, завопил прямо с порога: «Мама, у нас ведь есть Маяковский?»
Восьмитомник Маяковского (серый, с красными буквами на корешках) дома был; более того, оказалось, что мама знакома с одной из билетерш театра. Мне было сказано: ну, приходи. И я стал приходить. Как и полагается первой любви, Таганка заслонила собою весь мир. Другие театры — я просто не понимал, зачем они существуют. Должно быть, очарованный Таганкой, я многое пропустил, но о пропущенном почти не жалею. В своей любви Таганка была щедра и искусна: я на всю жизнь ей благодарен уже за то, что она действительно была «поэтическим театром» и научила меня любить стихи. От Маяковского потянулась ниточка к Хлебникову и Пастернаку, потом к Гумилеву и Мандельштаму: эти ниточки я уже плел сам.

Какой еще театр в Москве ставит подряд обэриутов, поэтов Серебряного века, античную драму, — Грибоедова, Кафку?
Его диалог сегодня — с режиссерской профессией, с пространством сцены…
…. Надо ли, кстати, особенно оговаривать, что ритмически и музыкально спектакль «Замок» сделан безупречно? Что молодые актеры показывают отличную выучку, а все актеры вместе — завидную дисциплину ритма (музыку к спектаклю написал композитор Владимир Мартынов). Театральная «пряжа» из непокладаемых рук Юрия Любимова выходит, как всегда, высочайшего качества.

Любимову скоро исполнится 89 лет, и по мере того как возрастают его годы, меняется в его спектаклях и манера поэтического чтения. Проследив эволюцию, проделанную Таганкой за эти десятилетия, мы увидим, как стих мало-помалу обретал в спектаклях театра все большую певучесть и музыкальность. Содержательная часть год от года волнует Любимова все меньше, а главным божеством, на алтарь которого с благоговением приносятся любые жертвы, становится безупречная поэтическая форма, стремящаяся к своему абсолюту. В одном из поздних спектаклей Таганки «Сократ/Оракул» над сиеной в некий момент вдруг начинал разноситься грустный голос самого Юрия Петровича: «Взвейся, поэзия, вверх за созвездия! Взмыв к наивысшему, вспыхнув во мгле, ты еще слышима здесь на земле!» Эти слова Гете можно было бы определить как девиз сегодняшнего помудревшего и постаревшего Любимова. Порой кажется, что, равнодушный к земным делам, он и впрямь, как олимпийский небожитель, взирает теперь на все откуда-то сверху, из-за созвездий.