Театр на Таганке: Путь в 40 лет, Татьяна Шах-Азизова, Театр в книжной и электронной среде, (2005)

(хроника с комментариями)

Театр в книжной и электронной среде

Театральное поверье гласит: творческое долголетие театра — от силы 10 лет, но практика это опровергает. Случаи стойкой художественной полноценности не так уж редки, хотя корни ее различны: то известный консерватизм, приверженность исконным ценностям русской сцены, как в Малом театре, то, напротив, склонность к движению, к переменам, как в нынешнем МХТ. Жизнь его прорезалась пунктиром — паузами, кризисами и спадами, после чего театр возрождался, но становился другим, и под именем прежнего МХТ появлялся иной, связанный с прошлым то нитью традиций, то кадрами, то театральной памятью и легендами (а то и всем сразу).

Случай Таганки — не тот, не другой, но особый. Возраст ее сравнительно невелик, но не так уж и мал для театра, который в условиях внешних и внутренних катаклизмов, давления и борьбы, крутых поворотов в театре и в жизни выстоял, остался самим собой — и вместе с тем новым. В этом, пожалуй, и есть главный секрет Таганки, простой и сложный: развитие и постоянство. Это просто сказать, но объяснить сложно: ведь следует воссоздать всю протяженность процесса, пути. Пока такого исследования нет.

Странно: театр открыт, знаменит, окружен вниманием пишущей братии, но до сих пор не имеет своей, научной и полной, истории, хотя все для этого как будто готово: мощный фундамент фактов — в отлично подготовленных, выверенных, четко выстроенных буклетах; библиография (1); мемуары Юрия Петровича Любимова (2); море статей; наконец, разного рода издания, представляющие (пусть по частям) жизнь Таганки (3). Характерно, однако, что в одном из них жизнь эта доведена до 1984г. и завершается главой с суровым и жестким (но преждевременным) названием-формулой: «Конец Таганки» (4). Другое, более позднее и весомое издание — сборник крупных статей, которые все-таки не решают задачу; к тому же сборник вышел во Франции и не переведен на русский язык (5). Смелая для своих лет и плодотворная идея энциклопедии осталась на уровне замысла и не было осуществлена (6).

В отдельной краткой статье не проследить, разумеется, весь путь театра длиной в 40 лет, во всех его подробностях и зигзагах. Задача ее — поставить проблему, обратить на нее внимание, обозначить интерес автора. Интерес же, в данный момент локальный, таков: Таганка сегодня; ее «лицо», знакомое и новое в нем; Таганка или Любимов, что по сути одно и то же, ибо здесь в полной мере применима известная формула: «Государство — это я».

Сегодня в этом государстве строгий порядок, европейская элегантность, неспешный и четкий ритм — и неожиданности на каждом шагу. Былой «темперамент мировоззрения» (давнее выражение Любимова) (7) — и мудрость поздней, «фаустовской» поры. Сложность мысли и формы, расчет на зрителя-эрудита — и вечное таганковское озорство, когда из поэзии Серебряного века делают «бриколаж», а из прозы высокого абсурда — «Суф(ф)ле», дав этому в программке Hapoчито абсурдное же толкование.

В афише из семнадцати названий три классика Таганки 60-70 гг., и втрое больше спектаклей последнего периода, где есть место и мировой великой драматургии, и прозе, и поэтическому театру, — тому, чем занимался театр все свои 40 лет (а теперь и еще один год).

Стоит оглянуться назад, к началу пути, чтобы все это сделалось очевидным:

1964. Б. Брехт. «Добрый человек из Сезуана»
М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени»

1965. А. Вознесенский. «Антимиры»
Д. Рид. «Десять дней, которые потрясли мир»
«Павшие и живые»

1966. Б. Брехт. «Жизнь Галилея»

1967. Вл. Маяковский. «Послушайте!»
С. Есенин. «Пугачев»

1968. Ж. -Б. Мольер. «Тартюф»
Б. Можаев. «Живой» (выпуск — 1989)

1969. М. Горький. «Мать»
Е. СтавинскиЙ. «Час пик»

1970. А. Вознесенский. «Берегите ваши лица … »
Н. Г. Чернышевский. «Что делать?»

1971. Б. Васильев. «А зори здесь тихие … »
У. Шекспир. «Гамлет»

1972. Е. Евтушенко. «Под кожей статуи Свободы»

1973. А. Пушкин. «Товарищ, верь … »
Актеры — А. Н. Островскому. «Бенефис»
1974. Ф. Абрамов. «Деревянные кони»

1975. Г. Бакланов, Ю. Любимов. «Пристегните ремни»

1976. Ю. Трифонов. «Обмен»
«Работа есть работа»

1977. М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»
В. Быков. «Перекресток»

1978. Н. Гоголь. «Ревизская сказка»

1979. Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание»
Б. Брехт. «Турандот, или Конгресс обелителей»

1980. Ю. Трифонов. «Дом на набережной»
1981. «Владимир Высоцкий» (выпуск — 1988)
А. П. Чехов. « Три сестры»

1982. А. Пушкин. «Борис Годунов» (выпуск 1988)

1989. А. Пушкин. «Пир во время чумы»

1990. Н. Эрдман. «Самоубийца»

1992. Софокл. «Электра»

1993. Б. Пастернак. «Живаго (Доктор)»

1995. Еврипид. «Медея»

1996. Ф. М. Достоевский. «Подросток»

1997. Ф. М. Достоевский. «Братья Карамазовы»

1998. П. Вайс. «Марат и маркиз де Сад»
А. Солженицын. «Шарашка»

2000. У. Шекспир. «Хроники»
А. Пушкин. «Евгений Онегин»

2001. «Сократ/Оракул»

2002. М. Булгаков. «Театральный роман»
И. Гете. «Фауст»

2003. «До и после. Поэты Серебряного века»

2004. «Идите и остановите прогресс (Обэриуты)»

2005. «Суф(ф)ле». Свободная фантазия на тему произведений Ф. Ницше, Ф. Кафки, С. Беккета, Д. Джойса

Пробежав беглым взглядом хронику спектаклей Таганки (8), видишь, что в первое ее десятилетие нет пустот. Каждый год — по премьере, а то и больше. Перелом, связанный с отсутствием Любимова с начала и до конца 80-х, трудным его возвращением и расколом театра в 94-м г., нарушил этот живой и упругий ритм. Но к концу 90-x театр вошел в прежнюю колею: ежегодно — премьеры, в том числе праздничные — к юбилею Мастера или Таганки. «У меня уж такая традиция: как день рождения, — ставить новый спектакль. Ну, иногда и по два в год ставил, конечно» (9).

Восстановление шло постепенно, но с ускорением, с наращиванием энергии, вплоть до выброса, всплеска ее в спектаклях 80-летнего Мастера. Набиравший силу процесс занял около 10 лет. Он начался с выпуска запрещенных спектаклей, продолжился опытами в новых сферах — новом материале, каковым стала античность; новом жанре, опере «Живаго (Доктор)», а завершение его сам Любимов пометил 98 годом.

Прошлое вводилось в актив театра наравне с новизной — и не казалось, и не было устаревшим. Это — тоже один из секретов Таганки, парадоксов ее истории, наряду с другими, каковы, к примеру, ее отношения со временем, источник энергии или суть ее театральной природы.

Некогда, в пору своей театроведческой юности, сочиняя портрет Таганки, я долго искала название. Чаще других приходило на ум одно, от Брехта, «Диалектика на театре»: «В вещах, людях, событиях есть нечто, делающее их такими, каковы они есть, и в то же время есть нечто, делающее их другими. Ибо они развиваются, не стоят на месте, изменяются до неузнаваемости» (10). «Нечто» изначально было в цельном и крепком, молодом и здоровом театре, вызывая творческий зуд, побуждая к широте поиска, к переменам (не до «неузнаваемости» однако) — к развитию.

Отношения Таганки и ее театрального (и большого, общего) времени сложны: подготовленная своим временем, она сама будет формировать его; выражая — дополнять, а то и спорить, и бросать вызов.

Появившись в середине 60-x так же неожиданно, как неизбежно, Таганка попала в контекст живого театра и животворного времени. Открытый кладезь традиций, наработанная новизна, союз искусств — все это Таганка вбирала в себя, присваивала, развивала, открывая для себя и других безграничные возможности сцены.

Отказавшись от канонической пьесы как основы театра, Любимов стал творить его из всего — всех «родов и видов» литературы, документов, музыки,
пластики, света. Абсолютной новизной это не являлось, но власть сценического закона в ту пору приобрело на Таганке. Стоит обратить внимание на начало хроники. Здесь уже дана завязь того, что будет разрабатываться потом: театр поэзии, театр прозы, пьесы — не только Брехта, бывшего тогда первым и главным, но и классического Мольера.

Если говорить о направлениях, о смене вех, то поначалу здесь царила поэзия. Стихи сохраняли свое первородство, из них не делали «нормальную» пьесу, но — композиции разного рода, «поэтические представления»; в том же ряду шли стихотворные драмы. За 40 лет на Таганке выстроилась антология русской поэзии, от Пушкина до Бродского, от обэриутов до шестидесятника Вознесенского.

Не прерываясь надолго, не отходя на второй план, направление это дополнялось, а затем и теснилось эпосом — от Гоголя до Булгакова, до «дeревенщиков» и городской прозы. Сделано было не меньше, чем в театре поэзии, — по значимости и масштабу, но до сих пор недооценено. Самый факт первооткрытия — «Живой», поставленный еще в 68-м г., — растворился в долгой истории запрета; спектакль вышел на сцену уже тогда, когда волна повсеместных театральных опытов с прозой спала, вошла в свои берега, стала привычной. Волна эта лишила Любимова той монополии, которой он по-прежнему, не имея соперников, владеет в сфере поэтического театра. Владеет по праву, потому что метод и стиль этого театра — в природе и Любимова, и Таганки,,и этим ключом здесь открывается все — и проза, и драматургия, от Островского и Чехова до Эрдмана.

40-летний репертуар Таганки в его уникальности, разнообразии, параллелях и смене приоритетов мог бы стать предметом особого рассмотрения со стороны и литературы, и сцены; он явно нуждается в уточнениях и свежем, свободном взгляде — так же, как острая и спорная по сей день проблема источников ее энергии.

Театр на Таганке был вольницей во всем — в том, что и как, где и когда говорилось. При этом феномен свободного художника и театра в несвободной стране объясняли причинами в основном политическими — тем, что творческая сила Любимова питалась энергией протеста, от конфронтации с peжимом, и властью, и предрассудками мышления. Это было бесспорно, но не исчерпывало истину.

«Мне всегда было интересно просто ставить новые тексты. Меня власть сделала политическим peжиссером. Со мной власти вступили в борьбу, заявив, что я им такой не нужен. А если со мной борются, то и я стану бороться» (11).

Ни один нормальный театр не продержался бы на конфронтации с режимом в течение 40 лет: власти уходят и приходят, режим меняется, отношение к нему — тоже. Политика — неизбежное составляющее Таганки, но секрет ее витальной силы — иной. Таганка возникла как театральный феномен из опытов Любимова-педагога, это факт ее происхождения. Она выросла из особой, воинственно-праздничной театральности, из торжествующей вольной игры, что всегда и для всех властей представляло опасность. Но как только путы режима ослабли, Любимов, не теряя социального своего чутья, все чаще стал переводить стрелки с сиюминугного — на вечное, с агитации, прямых выпадов — на обобщение.

Этим отмечен «фаустовский» его период, с его разреженным воздухом, с усталой и горькой мудростью — и негаснущим боевым задором, который может вспыхнуть в любой момент.

С небывалой сложностью задач — для зрителей, для театра, в первую очередь — для себя, и уверенной ставкой на молодых.

Со всей диалектикой …

И с таким чувством личной свободы, которой у него прежде не было.

«Я делаю то, что мне интересно. Это единственная радость жития. Вот и все» (12).

Примечания

1. Московский театр драмы и комедии на Таганке. 1984-2004: Библиографический указатель (Рукопись).
2. Любимов Ю. Рассказы старого трепача. М. , 2001.
3. См. : Мальцева О. Актер театра Любимова. СПб. , 1994; Мальцева О. Таганка. Век XXI: (Спектакли 2000-2003 гг.). СПб. , 2004.
4. Гершкович А. Театр на Таганке. 1964-1984. М. , 1993.
5. Liubimoff. Paris, 1997.
6. Эта идея и ее первоначальная разработка принадлежали А. И. Вислову. Видимо, она возникла слишком рано, в начале перестройки, когда для такого издания не было средств и опыта.
7. Театр. 1965. № 4. С. 60.
8. В этой хронике представлены только спектакли, поставленные Ю. П. Любимовым, в том числе полностью подготовленные театром, но в силу цензурных запретов вышедшие к зрителям с запозданием.
9 . Театр на Таганке: Поэты и поэзия (Радио России. 1,l,икл «Театр в лицах». 2004 г.).
10. Брехт Б. Диалектика на театре / / Театр: В 5 т. Т. 5/2. М. , 1965. С. 274.
11. В Таганской берлоге: Интервью с Ю. П. Любимовым / / Ваш досуг. 2004. 17-25 апр.
12. Театр на Таганке: Поэты и поэзия / / Там же.

Татьяна Шах-Азизова, 2005