Мы впервые празднуем такой юбилей, если припомнить, какие театры в ХХ веке могли отметить свое 40-летие так, чтобы во главе труппы стоял создавший ее человек. Пожалуй, только Немирович-Данченко. Станиславский скончался в год 40-летия МХАТа, он не дожил несколько месяцев. Мейерхольду, Таирову — не довелось. Товстоногов? Не дожил до юбилея своего БДТ. Ефремов дожил, но не возглавлял «Современник» в тот момент.
В сезон 1963/64, примерно за три-четыре месяца до назначения Юрия Любимова главным режиссером Театра драмы и комедии, главным режиссером Театра имени Ленинского комсомола стал Анатолий Эфрос. «Современник» снял название «театр-студия» и остался «театром». Борис Львов-Анохин возглавил Театр имени Станиславского. И в Москве сразу оказалось 4 театра, стягивающих к себе силы.
В те годы явственно ощущался подъем общественного движения: годом позже создания Таганки люди вышли на первую демонстрацию протеста. Пробуждающееся самосознание в большой мере определило зрительный зал театра, который, в свою очередь, не мог не влиять на происходящее на сцене. Интеллигенция, которая приходила в кабинет к Любимову и оставляла автографы на стенах, и та, которая не доходила до его кабинета, но наполняла зрительный зал, дышала тем же, может быть, еще не оформленным протестом, зачастую более эстетическим, чем политическим. Первое десятилетие любимовского театра, конечно же, проходило под сильным влиянием революционного пафоса: «Десять дней, которые потрясли мир», «Послушайте!» Маяковского, «Пугачев» Есенина, «Добрый человек из Сезуана» и «Жизнь Галилея» Брехта.
«Добрый человек из Сезуана», тот самый, легендарный, с которого и началась Таганка, — открытие Брехта на отечественной сцене (при том, что хронологически были более ранние спектакли по его драматургии), но одновременно, для меня, и закрытие его, если не считать «Кавказский меловой круг» Роберта Стуруа. Другие брехтовские спектакли самого же Любимова — уже шаг назад. Лучше, чем «Добрый человек» на Таганке, Брехта больше уже никто не ставил. Я как педагог ГИТИСа (ныне РАТИ) заставляю своих студентов смотреть спектакли текущего репертуара, не только премьеры. И для них спектакли с давней историей — их собственная сегодняшняя жизнь. Они не задумываются о том, что это открытие драматурга, они размышляют о том, искусство это или не искусство. И многие из юных людей находят в них свой театр.
Юрий Любимов открыл и ввел в наше сознание поэтический театр. Хотя чтение «Братской ГЭС» Евтушенко и «Дождя» Ахмадулиной я в первый раз услышал в «Современнике», но появление на Таганке спектаклей «Антимиры» и «Павшие и живые» перевернуло представление многих о театре, сказалось и на развитии поэзии. Поэты увидели свое слово на театре, почувствовали вкус к широкой аудитории. Давид Самойлов, чьи стихи звучали в «Павших и живых», был уже к 1965 году зрелым поэтом, я знал на память почти все, что он написал к этому времени, но многие, смешно сказать, открыли его лишь благодаря Театру на Таганке. Стихи Маяковского, репортаж Джона Рида — возврат к 20-м годам в 60-е воспринимался, как сказал бы Маркс, как «норма и недосягаемый образец». Это теперь мы понимаем, что самой главной катастрофой был не сталинизм, а как раз те самые десять дней, которые потрясли мир, они в конце концов привели к смерти Маяковского, Есенина, Мейерхольда, чей портрет висит в фойе театра. Тогда это было открытием.
С момента работы над «Живым» по Борису Можаеву, а спектакль чиновники от искусства не пропускали в 68-м, 69-м, 71-м, 75-м, разрешив только в 89-м, Любимов почувствовал вкус к русской прозе. Самойлов писал примерно в те же годы: «Учусь писать у русской прозы, / Влюблен в ее просторный слог». «Что делать» Чернышевского, «Мать» Горького, «А зори здесь тихие» Васильева, «Деревянные кони» Абрамова, проза близкого Любимову по мироощущению Трифонова.
Не будем забывать, что Любимов многим авторам впервые дал путь на сцену. Васильева и Абрамова я уже упомянул. Но можно вспомнить и спектакль «Перекресток» по Василю Быкову. В репертуарных планах середины 70-х значился и спектакль «Кануны» по книге Василия Белова: мне до сих пор жалко, что режиссеру не удалось его тогда поставить. Сюда же можно отнести, если говорить о русской прозе, и спектакли по Достоевскому, Гоголю, булгаковского «Мастера и Маргариту», спектакль, который до сих пор сохраняется в репертуаре театра, вплоть до Солженицына. Таганка первой познакомила нас с драматургией Петера Вайса (спектакли Петра Фоменко и Михаила Левитина), Людмилы Петрушевской и Семена Злотникова (постановка Сергея Арцибашева). В этом смысле гибкость репертуарной и режиссерской политики Любимова заслуживает и изучения, и возвращения к ней.
В короткой статье всего не перечислишь. Но кто ж отменит значение музыки в Театре на Таганке. Любимов приглашал и Губайдуллину, и Шнитке, и Денисова тогда, когда они совсем не воспринимались как классики. Здесь произошло рождение сценографа Бориса Бланка, расцвет уже известного художника Энара Стенберга. Молодые тогда Аникст и Бархин оформили «Тартюфа», который тоже идет до сего дня. И, конечно же, с театром связано творчество Давида Боровского, одно из самых значительных явлений в российской сценографии.
Театр, празднующий 40-летие, — это всегда труппа. Основу Таганки и поныне составляют щукинцы. Буквально сразу же по Москве пошли слухи о том, что есть гениальная актриса Зинаида Славина. Заговорили об Алле Демидовой. Любимов вобрал в себя, в свой театр всю энергетику московского театрального, и не только, студенчества. За год до назначения Любимова в труппу малоизвестного театра пришли Смехов, Смирнов, Соболев, выпускник щепкинского училища. Уже при мастере в труппу вошли вгиковец Николай Губенко, известный по фильму Марлена Хуциева «Мне двадцать лет» («Застава Ильича»), (чувство справедливости не позволяет мне не упомянуть этого актера и режиссера, как бы потом ни разошлись пути руководителей теперь уже двух театров), Валерий Золотухин (ГИТИС) Владимир Высоцкий (Школа-студия МХАТ).
Это некая орава, орда людей с казавшимися непоставленными голосами, сразу отпустившими бороды. Помнится, что еще за два года до этого в одном из альпинистских лагерей его начальник выговаривал спортсмену: «Не сбреешь бороду, не выпущу на восхождение». В 60-е годы студенткам театральных вузов не разрешалось ходить в брюках, чуть подкрашенные губы заставляли смывать в туалете. А тут — короткие юбки, обнаженные до пояса торсы мужчин, хрипатые голоса, гармошка вместе с гитарой, которые никак не ассоциировались с музыкальными инструментами официоза.
Таганку можно сравнить с настоящей рекой, которая вбирает в себя самые разнообразные течения, оставаясь самой собой. Этим она обязана, конечно же, Любимову, его фантастической энергии, творческой и биологической. Помню, в 1998 году отмечалось 80-летие Солженицына. Самыми молодыми на сцене были юбиляр и его старший погодок Любимов.
Юрий Петрович продолжает работать с молодежью, преподает в ГИТИСе, у него есть далеко не всем свойственное незамыкание в своем шести-, семидесятничестве, его театр не ограничивается прошлыми достижениями. Это вызывает не только дань любви и уважения, но и создает ощущение необходимости в настоящем.
Борис Любимов, 22.04.2004
Пришли свои воспоминания о Мастере. Мы опубликуем 10 лучших авторов во 2 томе «100 СОВРЕМЕННИКОВ О ЛЮБИМОВЕ»
Узнать условия